Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Федерико: — Афиша не подходит.
Он кладет на афишу лист белой бумаги, полностью скрыв рисунок.
— Прекрасно! Теперь — то, что надо. Я предпочитаю этот вариант.
Джульетта: — Но… Фигура героини выражает так много… Без нее как–то пусто…
Федерико: — Все, что надо, ты выразила в фильме. (художнику): — Чао, Берт. Утверждаю последний вариант. С листком. (подталкивая Джульетту, уходят)
СНОВА КРОВАТИ В БОЛЬНИЦАХ
Журналист к Феллини: — А ты жалуешься, что с возрастом Джульетта стала сварливой. (Джульетте) Какое смирение, синьора Мазина!
Джульетта: — Сцену я ему закатила дома! Такое бывало. Редко, но случалось. Да, я весьма терпелива, но нельзя же потакать всем капризам! Тем более, уж поверьте мне, многое он делает на зло мне. Так, по мелочам. Что бы доказать: прав всегда только он — Божественный.
Федерико: — Но ведь я и в самом деле всегда прав!..Почти всегда. Главная победа Джульетты в этом фильме — ее освобождение от прежних героинь.
Джульетта: — Это верно. Мне стоило большого труда, отделаться от Джельсомины и Кабирии. Я сумела стать другой, но как же это было не просто! Помог стиль «либерти», выбранный Феллини для фильма.
Фигуры «либерти» дефилируют, демонстрируя наряды.
Федерико: — Этот стиль, называемый чаще «модерном», с детства наводил на меня ужас. В его агрессивной декоративности гипербола чувственной пресыщенности и некое предчувствие катастрофы. (Журналисту) Ты ж не станешь с этим спорить, всезнайка?
Журналист: — Не стану, но именно чувственность «модерна» меня притягивает. Альберто Моравиа высказался брутальней: ««Либерти» — это изобразительный кошмар, в котором бессознательно выражаются дегенеративные тенденции сексуального характера, развившиеся среди буржуазии в предчувствии катастрофы 1914 года» Видимо, я не чужд дегенеративных тенденций. И сексуальности.
Федерико: — «Либерти» всегда сексуален! «Джульетта и духи» — мой первый полнометражный цветной фильм! Я буквально заболел цветом. Фильм основан на сновидениях, уводящих в мир чувственных искушений, которые одолевают Джульетту. Фантазийная, декоративная эротика…
Журналист: — Дом подружки героини Сузи — экзотический бордель, где господствует культ фаллоса и секса. Ты выдаешь все это за сны неудовлетворенной женщины. Но ведь это твои фантазии, маэстро. Твоя манера смешивать сладость и порок. Декорировать пропасть дурманящим букетом.
Федерико: — Дело не в пороке и фаллосе, милый мой. Дело в освобождении. От его тирании в частности. Вообще же, этот фильм — выход в иную реальность, в которую мы проникли вместе. Я и Джульетта. Джульетта — идеальная исполнительница. Самый надежный гид в этом неясном, облачном пейзаже.
Журналист: — «Неясный, облачный пейзаж»! Отлично отвертелся. А скажи мне прямо: разве Джульетта из твоего фильма, тоскующая, потерянная и, наконец, освободившаяся от призраков и от безумной привязанности к мужу, не имеет никакого отношения к реальности? К твоей семейной жизни?
Федерико: взбесившись: — Вот таких плоскомозгих и любопытствующих я ненавижу больше всего! Так и лезут с вопросами, что и почему я изобразил в своем фильме. То, что вы увидели, то я и хотел показать. Все, глубокомыслящие господа. Все!
Журналист зрителям: — Известно, если хочешь разозлить Феллини, задай ему вопрос о смысле той или иной сцены. Но согласитесь, фильм о надломленной женщине по имени Джульетта, о распавшейся семье не может не натолкнуть на подозрения в его автобиографичности… Вам не показалось, синьора Мазина, что вы местами рассказывали о себе?
Джульетта: — О себе? Не более чем в других ролях. Как всегда, у Феллини все намного сложнее и не требует расшифровки, конкретизации. Скорее даже, Джульетта — это не я, а он сам — зашоренный комплексами католического воспитания, испытывающий постоянную тягу к мистической тайне бытия. Тайне секса в том числе.
Журналист: — Тайне секса, скорее.
Джульетта: Тайне секса в том числе.
Журналист: — Выходит, счастливый финал с благополучно разошедшимися супругами не отражает потаенной мечты маэстро?
Джульетта: — Напротив. В этом фильме мы были особенно близки. Мое лицо словно заворожило Феллини. Никогда я не видела фильма с таким обилием крупных планов одного персонажа. Как он бушевал, выжимая из меня нужное выражение! Но, в конце концов, я поняла — его беснования вокруг моей героини — своеобразное объяснение в любви. Да, да — в любви!
Журналист: — Альберто Моравиа был потрясен портретами Джульетты в фильме «Джульетта и духи». (читает). «Лицо Джульетты, меняющее выражение с такими тонкими нюансами, никогда не форсированными и едва заметными оттенками — это наиболее оригинальное достижение фильма. Между героиней и режиссером ощущается особая симпатия, даже любовь единственная в своем роде. И это самое сильное в фильме».
(Кадры из фильма — крупные планы Джльетты, персонажи — либерти)
Журналист: — Потом были «Сатирикон», «Клоуны», «Рим», «Амаркорд», «Казанова», «Город женщин», «Корабль плывет»… Призы за лучшую режиссуру, лучший сценарий. А как же Мазина, «Чаплин в юбке», обожаемая актриса Италии? Двадцать лет Джульетта не снималась. Двадцать лет! Она старела. У нее портился характер. Она стала больше бояться за него, чаще обижаться за себя. Она устала не быть актрисой.
Федерико: — Но ведь я сделал «Джинджер и Фред»!
Журналист: — Джинджер — героине Джульетты за 60 лет — реальный возраст актрисы. Тебе не кажется, что ты многое упустил, не снимая ее так долго?
Джульетта: — Федерико вовсе не виноват, что реализация его фильма затянулась. И «Казанову» и «Сатирикон» он делал как уступку продюсерам, что бы получить средства для своего фильма. С «Джинджер и Фред» все складывалось не лучшим образом. Когда Федерико с Тонино Гуэрра написали сценарий, начались поиски продюсера. Не самые успешные.
Федерико: — Если мне скажут, что в аду нет продюсеров, я не пойму, отчего его так бояться.
СЦЕНА в КАБИНЕТЕ Феллини в Ченичитта. ФЕЛЛИНИ И ПРПОДЮСЕР
Федерико: и продюсер Марконе за столиком пьют кофе с коньяком. Джульетта грызет печенье.
Федерико: — Знаменательный день, Марконе? Понадобились три месяца предварительных переговоров, что бы ты отважился заключить со мной контракт! Если бы ни моя верность тебе… Можно было бы уже снять три фильма. Ну что, старина, выпьем за «Джинджер и Фреда»!
Марконе вскакивает, сжимает руки Феллини: — Никогда не покидай меня, слышишь, ФеФе, ибо ты наполняешь мою жизнь смыслом. Будь всегда рядом, здесь, (прижимает руки к груди) неотступно как Дух Святой! — (хочет поцеловать руку Феллини)
Джульетта: — Боже, наконец–то я буду сниматься!
Марконе: — Еще бы, синьора Мазина! Вы отдыхали от экрана пару десятилетий. Зато этот фильм о Джинджер — настоящая бомба! Чертовски эффектно и трогательно. Да он потрясет мир!
Вечер того же дня. Федерико и Джульетта в гостиной своей квартиры. Джульетта накрывает празднично стол, зажигает свечи. Из кухни доносится грохот посуды, вопль. Появляется Феллини, зажимая руку салфеткой.
Федерико: — Что это было, там у тебя в духовке? Оно просто набросилось на меня!
Джульетта (в недоумении): — Твое любимое ризотто. Помидоры, пармезан, маццарелла… Совершенно не агрессивное блюдо… (хочет пойти на кухню, Федерико ее останавливает)
Федерико: — Умоляю! Не ходи туда. Не сейчас. Сейчас будем праздновать.
Джульетта: — Объясни мне, как это может быть? У тебя прекрасные руки — ты рисуешь, лепишь, на съемочной площадке стараешься все делать сам — развешиваешь картины, возишься с париками… Но на кухне становишься сущим несчастьем, персонажем из старой комедии — разбитые тарелки, падения, ранения, ожоги. Пойми хотя бы, что горящая духовка — это опасно! Что ты не клоун и тебе не двадцать лет! Слава Богу, что ты еще во время сумел отказаться от вождения машины.
Федерико: — Да, отказался! Но не потому, что это опасно. Просто мне до смерти надоела машина — слишком много нарушений, штрафов, запрещенных мест. Стоянки слишком далеко, гараж черт знает где. А главное — слишком много взглядов, полных ненависти, взглядов убийц, безумцев из других машин, с которыми иногда приходится поравняться на улицах города. Такси устраивает меня идеально… И даже ворчливая жена. Меня вообще все чертовски нравится, когда подписан контракт с продюссером. Ты вдумайся хорошенько: у нас есть деньги на фильм, Джульетта!